Владимир Преображенский: Почему, на ваш взгляд, в 80-х годах был такой мощный расцвет рок-музыки именно в Свердловске, а не в Тюмени, скажем, или Архангельске?
Илья Кормильцев: Все очень просто: потому что Свердловск тогда искусственно поднимался до статуса региональной столицы. Поэтому в нем была необычайно большая для областного города концентрация студентов, концентрация интеллигенции. А второй фактор такой. За все годы советской власти в Екатеринбурге накопилось очень много разнообразных ссыльных, которые оседали там. Это был самый близкий к европейской части из разрешенных городов. Туда высылали тех, кто поменьше «нагрешил» – всяких архитекторов-контруктивистов, которые пол-Свердловска построили, и т.д.
В.П.: Свердловская рок-школа оказалась явлением уникальным, хотя музыканты были изолированы и, казалось, ничем в творческом плане не подпитывались…
И.К.: Потому и оказалась уникальной.
В.П.: На чем же она держалась?
И.К.: На провинциальной одержимости и, в общем-то, невежестве.
В.П.: А сейчас эта традиция как-то развивается?
И.К.: Нет. Эта традиция прервалась в начале 90-х, и то, что сейчас делается в Свердловске, это откровенный «закос» под то, что было раньше. Там нет ни живой среды, ни музыкальной жизни уже давно. С начала 90-х там все умерло, загасло. А тема екатеринбургской рок-традиции сейчас активно эксплуатируется, потому что школа-то была знатная, она оставила свой след. Понятно, что в этом есть коммерческий потенциал, и поэтому есть ряд свердловских граждан на высоких постах, которых искусственно вытягивают всяких Чичериных и «Смысловые галлюцинации»…
В.П.: Музыка в последнее время становится все более коммерческой, «форматы» и прочие стандарты все более подменяют живое содержание и творческую оригинальность. На ваш взгляд, способны ли эту ситуацию изменить молодые музыканты из провинции, которые меньше связаны с этой системой шоу-бизнеса?
И.К.: Они не связаны меньше – они на нее уповают. И никто не может, не хочет, не пытается быть реальной альтернативой. Им говорят, что нужен такой-то формат, и музыканты реагируют на это так: «А чего вам нужно? Мы так и сделаем». Такая культурная ситуация во всей стране. Если раньше Гоголь писал о «русской Тройке», которая куда-то там мчится, то сейчас это пьяный мужик в разодранной тельнике, который куда-то бредет по разбитой улице.
В.П.: Известно, что вы писали тексты для нескольких свердловских групп: «Урфин Джюс», «Настя», «Наутилус». Часто ли случались творческие разногласия?
И.К.: За 20 лет бывало по-разному. С Пантыкиным, особеннно с Белкиным мы спорили, ссорились намного больше, чем со Славой.
В.П.: Бутусов по натуре – менее конфликтный человек?
И.К.: Дело в том, что мы психологически друг друга всегда хорошо понимали и всегда решили вопросы английскими методами. Если я отдаю ему стихи, какие нравятся – на те он пишет, а на те, которые не нравятся, - не пишет, и я у него не спрашиваю: почему? Если он приносит потом какие-то песни, то я ставлю, там, крестики, когда работаем над альбомам: что вот это пойдет, а это не пойдет. Это очень хороший способ для сотрудничества на самом деле. Все равно всегда находилось достаточное количество произведений. Которые устраивали обе стороны. А тратить свои духовные силы, на то, чтобы бороться за свой «гениальный опус»… Мы воспитывались в другой среде.
В.П.: Насколько значим был для вас период сотрудничества с «Наутилусом»? Не ностальгируете по этому времени?
И.К.: Я вообще не ностальгирую. «Наутилус» прожил несколько дольше, чем это было нужно. Но это не его вина. Был в целом в стране период такой переходный, когда многие вещи, которые должны были завершиться логично и перейти на следующий этап, жили мучительно долго. Поэтому зависала какая-то музыка на долгие годы, задавив собой последующее поколение – их младших братьев.
В.П.: Какой из периодов существования «Наутилуса» был для вас наиболее интересным?
И.К.: Самым интересным был последний год. Проведенный в Великобритании.
В.П.: Почему?
И.К.: Это трудно объяснить. Буквально за несколько недель мы выяснили, что все предыдущие 12 лет занимались полной глупостью. (Смеется.) Это всегда человека очень восхищает, раскрепощает как-то и поднимает по жизни – такая самокритика, тотальная. Просто кто-то выдерживает, а у кого-то сдает нервная система.
В.П.: И к чему это привело?
И.К.: Группа распалась (Смеется еще задорнее). В принципе, это должно было произойти гораздо раньше. Мешала неинформированность и подверженность общим иллюзиям и мифологемам.
В.П.: А какие были иллюзии у «Наутилуса»?
И.К.: Те же, которыми жили все. Знаете, если очень долго нюхать самого себя, то наступает период аутоэротизма, когда начинаешь от собственного запаха кончать. В общем-то, русскому року это всегда было присуще. И особенно стало присуще, когда стали нормальные деньги получать, жить якобы по-западному: якобы пластинки, якобы релизы…
В.П.: Сильно ли отличается, на ваш взгляд, нынешнее поколение тинейджеров от своих сверстников 70-х—80-х годов?
И.К.: Оно еще более обдуренное, чем поколение 80-х. Идеологически. А на самом деле все то же самое.
В.П.: Какая же идеология на этот раз зомбировала юные сознания?
И.К.: Назовем ее идеологией капитализма, условно говоря (при всей непонятности и расплывчатости этого понятия). И сформировалась она не в «перестройку» и не потом, а гораздо раньше. Это идеология комсомольцев, которые сейчас правят страной. Никакой революции не было! Те, кто противостоял нам, когда мы начинали заниматься рок-н-роллом в 80-е годы, - они сейчас и правят страной.
В.П.: Каково же поколение подрастающее?
И.К.: Подрастают люди, которые считают, что что-то изменилась, что была какая-то огромная революция, после которой «жить стало лучше, жить стало веселее». В этом смысле они похожи, может быть, на сталинское поколение, которое тоже очень искренне верило, что после тех ужасов, которые были, они наконец-то хорошо живут. Это видно из песен, из фильмов той эпохи.
В.П.: Поэт Евгений Кормильцев – ваш брат?
И.К.: Да.
В.П.: Какие-то творческие взаимовлияния существуют?
И.К.: Ну, наверно. Брат для меня всегда был «поставщиком» другой музыки и другой литературы, чем та, что я читал и слушал. Мы всегда существовали на разных информационных уровнях. Он младше и принадлежит к тому поколению, которое поколение наше задавало под колесами, мимоходом, не заметив даже. Они начинали музыку очень интересную делать. И если наши рок-монстры в первый экономический кризис (1990-91 годов) как-то выжили, потому что были популярны и известны, то все молодые группы, которые шли за ними, в общем-то, накрылись большим медным тазом. Они еще не успели расцвести при «перестройке», а потом стало не до этого – все кинулись красной ртутью торговать.
В.П.: Кстати, о братьях. Как вы оцениваете последний нашумевший фильм Алексея Балабанова?
И.К.: «Брат-2» я смотрел только кусками и слушал саундтрек. На мой взгляд, это ужасно. Но то, что будет нечто в этом роде, я знал еще года два назад. Я общался с Лешей тогда последний раз и понял, о чем он думает и что у него в голове. «Брат-1» – довольно милый – не без накладок, не без неуклюжестей – фильм, но наверно, самый душевный из всех фильмов на киллерско-бандитскую тему, какие существовали.
В.П.: Эта тема была еще не так ярко, в упор, выражена, как в «Брате-2»?
И.К.: Она там была выражена, как есть в жизни, на самом деле. А во втором фильме была сделана попытка создать американский гротеск, когда стреляют и мочат друг друга значительно больше, чем в реальной жизни. Все это сказки, конечно. Но если бы он просто сделал американский блокбастер – это ладно (хороший жанр, милый, иногда сам люблю посмотреть). Но он нагрузил это все еще совковой идеологией неопатриотической – злобной, отвратительной…Когда я его увижу – я ему врежу по морде просто.
В.П.: А как вы оцениваете будущее Вячеслава Бутусова в музыке, в кино?
И.К.: Съемки в кино – это еще публичнее, чем рок-н-ролл, еще больше нужно быть на людях. Он просто этого не вынесет. Он никогда этого не любил.
В.П.: А как композитор?
И.К.: Я не хочу ничего прогнозировать. Все последнее, что он делает, не то чтобы мне не нравится, а просто как Северный полюс и Южный соотносится с тем, что меня интересует.
В.П.: А то, что делают другие свердловские музыканты? «Чайф», например?
И.К.: «Чайф» - милейшие люди, очень хорошие мои друзья. Рок-н-ролльная группа, которая играет какую-то свою крепкую музыку такую, честную, правильную. Должны быть такие. Но на концерт, скажем, я приду к ним для того, чтобы вместе выпить пива, а не для того, чтобы слушать музыку.
В.П.: А братья Самойловы?
И.К.: «Агата Кристи» в последнее время находится, видимо, в каком-то сложном для себя периоде. У них какие-то свои проблемы большие внутренние, которые я не берусь комментировать. После «Опиума» все, в общем-то, напоминает нисходящую параболу. Пережевывание каких-то одних и тех же настроений, достаточно карикатурно мрачных и достаточно непрофессионально выраженных. «Майн Кайф?» последний я не слышал, но… Все это сипение Глеба, страшилки какие-то – все это детский сад. Они уже взрослые дяди. Пора бы заняться чем-то разумным.
В.П.: Я слышал, что вы теперь сами музыку пишете…
И.К.: Я года два-три уже занимаюсь этим. Сперва работали мы с Олегом Сакмаровым. Теперь я работаю вот с такой девушкой, которую вы видите на фотографии (показывает). Зовут ее Алеся Маньковская. Мы работаем над проектом, который называется «Чужие». Он не имеет никакого отношения к тем «Чужим» из Питера, которых показывают иногда по телевизору, потому что мы еще ничего не публиковали и не выпускали.
В.П.: Но планируется?
И.К.: Может быть, очень нескоро.
В.П.: А что это за музыка? Как ее можно определить, хотя бы очень условно?
И.К.: Странная электронная музыка. Совсем не танцевальная. Как называют, прог-электроника. Я затрудняюсь давать жанровые определения, потому что уже за то время, пока мы ее делаем, музыка мутировала серьезно.
В.П.: А девушка поет или она тоже пишет музыку?
И.К.: У нас все занимаются всем. Сразу. Если еще пара людей, которые время от времени принимают участия в этом проекте – то мой брат, то (такой еще есть гитарист) Максим Леонов. То есть эта такая домашняя подпольная организация пока, вроде «красных бригад».
В.П.: То есть прогнозировать трудно, как это будет развиваться?
И.К.: Абсолютно. Потому что не ставится такой задачи: что мы должны выпустить какой-то альбом, подписаться, раскрутиться и прочее. Это наша студия, эксперимент. Пока это существует в Интернете. Есть сайтик, выпускаются какие-то синглы интернетовские. То есть пока так – под сурдинку.
В.П.: Многие ваши стихи весьма сложны и многоплановы. Человек начитанный видит в них множество аллюзий, они рождают ассоциации. А часто вас просят прокомментировать собственные тексты?
И.К.: Разъяснений типа «а что имелось в виду?» я не даю, потому что моя трактовка – это всего лишь трактовка одного из читателей. Но большинство людей почему-то считает, что автор больше знает и поэтому будет воспринимать это как серьезное заявление. А на самом деле комментарий автора к собственным произведениям – это всегда не более чем мнение одного из читателей.
В.П.: Но ведь иногда авторская трактовка расширяет диапазон восприятия произведения.
И.К.: Как мнение любого другого квалифицированного читателя. Поскольку тексты пишутся не авторами (в конечном итоге), а авторы – это только механизмы, только media этих слов…На самом деле, после писания самохарактеристики и автобиографии отвращение номер два у меня – это комментарии к собственным текстам, предисловия к собственным произведениям и т. д.
В.П.: Существует ли, на ваш взгляд, сейчас рок-музыка или она трансформировалось во что-то иное и просто никто этого не заметил?
И.К.: Я думаю, что рок в старом смысле этого слова (рок-музыка как рок-н-ролл) сейчас окончен, как джаз примерно. Это не значит, что не может быть гениальных исполнителей, талантливых людей и прочее. Но эта музыка стала узка и не соответствует современной ритмике пульсаций, чтобы можно было мировоззренчески что-то выразить через нее.
В.П.: На смену ей что-то пришло?
И.К.: Пока нет, но ведь и рок-н-ролл не сразу пришел на смену джазу. Рок-н-ролл зародился как какая-то фигня такая для малолеток, и так было до появления «Битлз».
В.П.: Что может оказаться этой новой ступенью?
И.К.: Может быть, дэнсовая музыка. Неизвестно, что может произойти на каком-то моменте, когда вдруг кто-то сможет наполнить эту форму новым содержанием, вдохнуть в нее жизнь, как это получилось с «Битлз», потому что форма-то была и до них, они ничего нового не придумали: ни одной гармонии, ни одной рифмы. Первые их песни неотличимы от чужого материала, который они пели параллельно. Но они вложили новое содержание.
В.П.: То есть количество должно перейти в качество и на современном этапе?
И.К.: Да. Не исключено, что именно в направлении электронной музыки может сформироваться что-то, что будет «угаром» начала нового тысячелетия.
Владимир Преображенский